Близится к завершению проект Фонда «Сорос-Кыргызстан», финансируемый Европейским союзом, который касался системной работы с госорганами по предупреждению пыток в нашей стране. И. о. исполнительного директора фонда Нуриана Картанбаева в беседе с Kaktus.media рассказала, какие результаты проекта уже можно «пощупать» и что работа с судебным корпусом и милицией станет приоритетом для «Сорос-Кыргызстана» на ближайший период.
Справка
Проект «Поддержка в консолидации усилий по предупреждению пыток и других жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство видов обращения или наказания и в борьбе против безнаказанности в Кыргызской Республики» реализовывался в течение двух лет. Стоимость проекта было около 830 тыс. евро, из них почти 83 тыс. выделил Фонд «Сорос-Кыргызстана».
— Работой над предотвращением пыток фонд занимался и до проекта с Евросоюзом. Чем отличалась ваша предыдущая работа от деятельности последних двух лет?
— Одна из рекомендаций спецдокладчика ООН по пыткам касалась медицинского документирования, потому что пытки должны быть доказаны. Спецдокладчик сказал, что очень сложно наказать виновных, потому что нет хорошего медицинского эффективного документирования. Правовая программа фонда «Сорос-Кыргызстан» начала работать с 2014 года по тематике медицинского документирования случаев пыток и жестокого обращения.
На тот период мы посчитали, что поможем Министерству здравоохранения, изъявившему волю, помочь во внедрении стандартов эффективного медицинского документирования. Так появились стандарты документирования пыток.
В 2015 году мы очень активно занимались тем, чтобы эти стандарты внедрить в ежедневную практику врачей. Ведь одно дело иметь стандарт, другое – когда многотысячная армия врачей по всей стране его применяет, меняет свое сознание, отношение к пациенту и так далее.
Это большой пласт работы, поэтому мы понимали, что ресурсов нам недостаточно, чтобы в этой масштабной задаче помочь Министерству здравоохранения, поэтому мы обратились за помощью к Европейскому союзу, привлекли дополнительные ресурсы и последние два года реализовывали совместный проект. Большой блок задач в проекте касался медицинского документирования, работы с Минздравом, ФОМСом, судебно-экспертными службами.
Мы работали также с гражданским сообществом. Но проблема пыток системна. Делалось для ее решения очень много, но всегда хотелось найти тот ключ, то важное звено, которое поможет решить проблему кардинальным, решительным образом.
Мы также понимали, что необходимо в этот процесс вовлекать других игроков, иначе решение проблемы не сдвинуть. Поэтому в рамках проекта с Евросоюзом мы начали активнее сотрудничать с Национальным центром по предупреждению пыток, Коалицией НПО против пыток, Генеральной прокуратурой, адвокатурой и судебным корпусом. В этом проекте мы хотели объединить всех под лозунгом «Объединяя усилия против пыток», потому что каждое звено играет свою роль и необходимо обеспечить связь между всеми игроками.
— Вы здесь выступали в качестве грантодателя или эксперта?
— И то, и другое. Мы взяли на себя координирующую роль и большую часть полученных ресурсов выделили в виде грантов Национальному центру по предупреждению пыток, Коалиции НПО против пыток, Генеральной прокуратуре. И большой блок направили на ту деятельность, которую мы сами имплементировали — техническую и экспертную поддержку.
— Вас удовлетворили результаты проекта?
— И да, и нет. Сказать однозначно, что мы решили проблему пыток в Кыргызстане, не можем. Мы понимали, что это труднодостижимо. Ее может решить не наш фонд, а государство на своем уровне. Наша роль здесь вспомогательная. В рамках проекта приехал председатель Комитета ООН против пыток Йенс Модвиг, помощник спецдокладчика ООН против пыток, члены подкомитета против пыток.
То есть мы подняли статус борьбы с пытками в Кыргызстане на международный уровень, привлекли внимание и показали те практики, которые разработало наше Министерство здравоохранения. В этом плане мы на передовой в Центральной Азии, потому что стандарты документирования не внедрены больше нигде на постсоветском пространстве.
К сожалению, статистика показывает, что случаи раскрываемости пыток и привлечения к ответственности виновных не сильно изменилась. Из этого мы сделали вывод, не все упирается в медицинское документирование. Изначально мы начинали проект с мысли о том, что наличие документирования и хорошей доказательной базы должно помочь в расследовании дела, но на практике увидели: даже наличие хорошего освидетельствования и заключения не приводило к наказанию виновных. Мы стали лучше понимать проблему и знаем, как дальше двигаться.
— Проект, где вас поддерживал Евросоюз, завершается. Однако предотвращением пыток вы продолжите заниматься. В каком направлении?
— Пока мы продолжим работать собственными ресурсами, как до 2016 года. Также будем искать другие возможности финансирования. Так как медицинское документирование – не панацея, мы решили больше работать с теми, кто совершает пытки, выяснять, почему они происходят, то есть активнее сотрудничать с органами внутренних дел и судьями, исследовать проблему расследования пыток. Мы видели, что многие дела даже при хорошем расследовании доходят до суда, но там разваливаются либо их не рассматривают должным образом.
— Скорее всего, работа будет связана с правовой базой, ведь сложно поменять сознание милиционерам?
— Мы очень много раздумывали, встречались с партнерами по поводу того, как работать с милицией, что будет эффективно. Реформа правоохранительных органов много раз начиналась, но постоянно прерывалась. Поэтому мы хотим проанализировать и понять, где и как лучше вовлечься в процесс по предупреждению пыток. Основной акцент мы будем делать на критериях оценки работы милиции, потому что одна и проблем кроется в том, что милиционеры гоняются за раскрываемостью, за статистикой.
Мы хотели сделать ряд исследований, помочь во внедрении автоматизированной системы учета преступлений, которая уже работает в некоторых странах. По такой прозрачной системе можно проследить, что происходит с делом, на какой оно стадии, какой следователь им занимается, где находится осужденный и так далее. Мы этот опыт уже изучали.
— А в каком направлении можно работать с судейским корпусом?
— Мы провели один тренинг с судьями в рамках завершающегося проекта, совместно с Высшей школой правосудия помогли разработать учебное пособие для судей о том, как рассматривать такие дела. Судьи не обладают достаточными знаниями в этой области. В частности, они нуждаются в понимании специфики тех же судебно-медицинских экспертиз. Поэтому судей надо массово обучать.
Также интересно проанализировать рассмотрения всех дел, которые когда-либо проходили в нашей судебной системе. Их не так много: порядка 30-40, но их объективный анализ позволит понять, какие проблемы есть в судебной системе. То есть в перспективе мы хотим фокус сделать больше на аналитику, исследования, чтобы лучше понимать проблему: чем лучше ее знаешь, тем проще выработать механизмы ее решения. В общем, нужно найти болевые точки.
— Вы активно работали с гражданским сектором. Вы видите, что уровень правозащитников вырос и где нужно повышать потенциал?
— Одна из целей завершающегося проекта — усиление потенциала НПО против пыток. Я думаю, проект достиг очень хороших результатов. Гражданский сектор унифицировал свою правовую помощь. Раньше организации применяли свои лучшие практики, а сейчас мы привели все к единому стандарту. Сейчас НПО могут представить общую статистику по кейсам сделать какой-то анализ и выявлять узкие места. Это обмен опытом и общее стратегирование. Мы помогли также разработать коммуникационную стратегию.
— Вы рассчитываете, что государство будет активнее вовлекаться в эту тему или у вас нет надежд?
— Политическая воля относительно реформы правоохранительных органов заявлена. Но вот как преобразования будут реализовываться на практике, неизвестно.
Что важно, на мой взгляд, в противодействии пыткам? Нужны люди с политическим весом, политической волей, которые будут этот процесс вести, контролировать, мониторить, быть движущей силой. Пока государство не возьмет на себя ответственность и не захочет что-то с этим делать, гражданскому обществу и донорам самостоятельно проблему не решить.